Д.   Н.  Садовников

ПОЛОНЯНКА

 

 те   годы,   когда   под   зеленую   сень

Леса   удалых   принимали,

Работали   нож   да   тяжелый   кистень;

Любовь   воровали   со   всех   деревень,

Царевы   суда   обирали...

 

Увел   из-за   Волги   лихой   атаман

С   собой   красоту  полонянку   —

Туда,   где   раскинул   свой   временный   стан,

В   дремучую   глушь,   под   зеленый   шихан,

В   свою   воровскую   землянку.

 

Не   сладко   житье   ей   с   немилым   вдвоем

И   кажутся   долгими   ночи...

Тоскует   она   о   селенье   родном;

Молчит,   закрывая   цветным   рукавом

От   слез   потемневшие   очи.

 

Не   может   к   своим   она   весточки   дать

В   село,   где   крушатся   немало

О   ней и жених,   и   родимая   мать...

«Бежать,         она  думает,   —   надо   бежать

Скорее,   во   что бы ни   стало!»

 

Неделя проходит — она уж не та;

Тоску на веселье сменила –

Светлей   стали   очи,   приветней   уста.

Глядит   атаман,   —   и   ее   красота

Его   в   свой   черед   полонила.

 

Бегут   для   него   незаметно   часы   —

Он   с   ней   остается   подолгу;

Для   ласковых   слов   ненаглядной   красы,

Для   светлых   очей   и   тяжелой   косы

Забыл   он   кормилицу   Волгу.

 

«Скажи,   красота,   у   меня   ль   не   житье?

Моя   ль   не   завидная   доля?

Спасибо  —  забыла   ты   горе   свое,

Люби   атамана:   все   будет   твое,

Во   всем   тебе   полная   воля!

 

Смотри, — говорит он, взводя на курган, —

Вон,   видишь,   белеют   в   тумане

Суда?   То   богатый   идет   караван  —

С низовых местов, из полуденных стран,

Везут   мне   обильные   дани

 

Наденешь  другой,   побогаче   наряд,

Персидскими   шитый   шелками;

Алмазные   серьги   в   ушах   заблестят,

И   будет   убор   твой   девичий   богат

Цветными,   как   солнце,   камнями!»

 

Но   силою   сердца   ее   не   возьмешь,

Он   душу   ее   не   узнает:

У   ней   на   словах   золоченая   ложь.

А   замысел   свой,   что   отточенный   нож,

Она   от   него   укрывает.

 

Как   твердый   утес   прибылая   вода,

Тоска   ее   тайная   гложет.

Одна   у   ней   дума:   когда   же?   Когда?..

А речи... Что речи?.. По ним никогда

Расстаться   она   с   ним   не   может.

 

«Мне   любо   и   здесь,   молодец   удалой,

На   что   мне   постылую   волю?

Привыкла   к   тебе,   не   пойду   я   домой,

Хочу   поделить,   разудалый,   с   тобой

Твою молодецкую долю.

 

Пойдем   посидим,   как   сидели   вечор,

И   помнишь?   на   зоречке   рано,

Поближе   к   реке,   на   знакомый   бугор:

Там  весело   глазу,   трава,   что   ковер»,—

Склоняет   она   атамана.

 

Садятся...   И,   лаской   вконец  опьянен,

На   грудь   полоненной   девицы

Кладет   утомленную   голову   он...

И   тихо   вечерний,   разымчивый   сон

Ему   опускает   ресницы.

 

За   ними   дремучего   бора   стена,

Они — на   краю,   у   обрыва.

Кругом ни души... и везде тишина,—

Внизу только плещет о камни волна

Встающего тихо разлива...

 

О   чем   же   тут   думать?   Толчок  —  и   долой

С   вершины   крутого   шихана

С   подавленным   стоном  летит   удалой,

Об   острые   камни   стуча   головой, —

И   нет   удальца   атамана...

 

Землянка   в   ту   ночь   остается   пуста.

Почуяв   кровавое   дело,

Наутро   всплывают   над   ней   беркута

И   тщетно   кругом   озирают   места,

Ища   атаманово   тело.