А.  П.   Чапыгин

ПРИДЕТ   ТО   ВРЕМЕЧКО

(Из романа «Разин Степан»)

 

ысоко над Волгой, на третьей ступени Девичьей горы, среди редких елей раскинут шатер атамана. На ступенях горы до шатра рубленые сходни в тол­стых бревнах. Книзу по Волге, в бухте за Девичьей горой, стоят струги и боевые челны атамана. На стругах на железных козлах-подкладках горят огни. На палубах говор, шум хмельной и песни под звон домры. Звонче других и чище голосом поет кругло­лицый, матерый, с пухом черной бороды, брат ата­мана Фролка.

Шатер атаманский из парусов: под парусами, ли­цом в шатер, ковры натянуты. Раскинуты ковры и по земле до половины шатра. У дверей разложен огонь. Пламя огня поддерживает атаманский бахарь и песенник старик Вологженин. Иногда пространной невидимой грудью вздохнет горный ветер, зашумят ели, засвищут их ветки, шевельнет ветром полотни­ща шатра, вставшего на дороге, но сдвинуть стен шатра не может волжский ветер — покрутит пламя, широкими горстями кинет золото гаснущее искр на ковры, тогда ярче зеленеют сапоги атамана да бле­щут на них подковки. Черный кафтан на атамане подбит лисицей, оторочен по подолу и вороту боб­ром, правая пола отогнута, под кафтаном кроваво-красный кармазинный полукафтан, за кушаком пис­толеты. Атаман лежит на подушках, облокотился на толстый низкий пень срубленного дерева, глядит в широкий разрез дверей, и видно ему берег дальний, слитую в туман землю с небом при свете как будто накаленного добела месяца. Не пьет атаман, думает, сдвинув на лоб красную бархатную шапку. Думает свое старик бахарь у дверей шатра и заговорить с батькой не смеет. Видит атаман, как старый сказоч­ник прячет   от припека   огня   свою домру   за   ковер, чтоб   не портились   струны.

— Что ж  ты, дид,  играть закинул?  Песня мне  не мешает...

— Аль не  чуешь,  атаманушко, как  брателко твой Фрол   Тимофеевич   взыгрался?     Чай, до Самары   гуд идет! Я же   к тому гуду  тож   причуиваюсь...

— На  черта  мне игра   Фролки!   Саблей  играть не горазд. На домре старикам    играть    ладно — казаку не время   нынче... Играй   ты.

Выволок   старик   бахарь домру, потренькал, наст­раивая, и, припевая, стал   подыгрывать:

Гой ты, сине-лучистое небо   над маткой-рекой!

На   тебе   ли   пылают-горят   угольки   твоих   звезд   вековечные...

Твоим звездам под лад

Под горою огни меж утесами, камнями старыми...

Прозывается место прохожее «Яблочный квас».

А те звезды — огни все поемных людей,

Из-за Волги-реки приноровленных.

То огни у костров ерзи-мокши людей со товарищи...

Кто не чует — я чую огни, голоса,

Кобылиц чую ржанье!

Да огни у нагайцев, идет татарва,

Со улусы башкирия многая...

А к огням у своих — мужики прибрели.

Русаки  к  русаку  присуседились.

С головой на плече супротивных своих.

Не одна, и не две, много, много боярских головушек

Принесли мужики к заповедным огням.

С головами боярскими — заступы,

Принесли топоры, вилы, косы с собой.

Пробудилась, знать, Русь беспортошная!

Эх, гори, полыхай злою кровью, холопское зарево!

На лихих воевод, что побором теснят

Да тюрьмой голодят, бьют ослопами до смерти...

Мы пришли вызволять свои вольности

С атаманом, со Стенькою Разиным,

От судей, от дьяков, от подьячих лихих,

Подавайте нам деньги и бархаты.

Нашим женам вертайте убрусы, шитье

Да тканье золотое со вираньем.

Не дадите, пойдете, как пес, меж дворы

Со детьми да роднёю шататися,

Божьей милостью — с нашей мужицкой казны

И убоги и нищи кормитися.